Черное воскресенье - Страница 13

В шестидесяти футах над трюмом в своей каюте отдыхал капитан Кемаль Лармозо. Он пил пиво «Саппоро» и слушал последние известия. Ливанская армия опять воевала с боевиками. Хорошо, думал Лармозо, пусть себе убивают друг дружку.

Ливанцы могли отобрать у него документы, а партизаны — жизнь. Когда он заходил в Бейрут, Тир или Тобрук, надо было подмазывать и тех, и других. Партизан — поменьше, вонючих ливанских таможенников — побольше.

Сейчас он перешел дорогу боевикам. Лармозо понял, что обречен с того мгновения, когда Хассан застал его возле ящиков. Фазиль и остальные начнут охотиться за ним, как только он вернется в Бейрут. Может, король Хуссейн чему-то научил ливанцев и они прогонят боевиков. Тогда ему придется подмазывать только одну сторону. Боевики надоели Лармозо до тошноты. «Ведите его туда, доставайте пушки, ни слова не говорить!» Однажды он обнаружил на покрытом водорослями корпусе «Летиции» магнитную мину со взведенным запалом. Она должна была взорваться, если бы он отказался выполнить требования партизан.

Лармозо был крупным волосатым мужчиной, от которого воняло так; что даже у матросов слезились глаза. Его койка провисла почти до самой палубы — настолько он был тяжел. Капитан зубами откупорил еще одну бутылку «Саппоро» и стал в задумчивости потягивать пиво, вперив взор в приклеенный к переборке разворот итальянского журнала, изображавший голую парочку.

Потом он поднял с палубы маленькую фигурку Мадонны и поставил ее себе на грудь. На фигурке, в том месте, где он скреб ее ножом, остались борозды. Лармозо не сразу понял, что это такое.

Капитан знал три места, где можно превратить взрывчатку в звонкую монету. Кубинские эмигранты в Майами, у которых денег куда больше, чем здравого смысла. В Доминиканской республике один парень платил бразильскими крузейро за все, что могло стрелять или взрываться. Третий возможный покупатель — правительство США.

Помимо вознаграждения, сделка с американцами могла принести и другие блага. Возможно, американская таможня забудет о предубеждении, с которым относится к нему.

Лармозо вскрыл клети потому, что хотел подцепить на крючок заказчика, Бенджамина Музи. Тот заплатил ему на удивление много, и капитану необходимо было знать, какова действительная стоимость контрабандного груза, чтоб высчитать, сколько еще можно заломить. Прежде Лармозо не заглядывал в грузы, заказанные Музи, но недавно до него дошли упорные слухи о том, что импортер сворачивает свои сделки на Ближнем Востоке. Для капитана это было чревато резким падением доходов. Может быть, Музи везет свой последний груз, и Лармозо хотелось выжать из него все что можно.

Он рассчитывал обнаружить особенно крупную партию гашиша, который Музи часто покупал у людей, близких к ООП. Но вместо гашиша капитан увидел пластиковую взрывчатку. А потом появился Хассан и, как дурак, полез за пистолетом. Пластик — штука серьезная, не то что обычная следка с наркотиками, когда приятели могут ограничиться взаимным шантажом.

Лармозо надеялся, что Музи уладит дело с партизанами и получит выгоду от продажи пластика. Но теперь, когда он вскрыл клети, заказчик будет в ярости.

Если Музи не захочет помогать, откажется оплатить молчание Лармозо и защитить его от боевиков, капитан оставит взрывчатку себе и продаст ее где-нибудь в другом месте. Лучше быть состоятельным беглецом, чем бедным. Но прежде надо оценить то, что имеешь и можешь продать, а заодно избавиться от этого мусора в трюме.

Лармозо знал, что серьезно ранил Хассана. Он ждал достаточно долго, тот уже успел умереть. Капитан решил, что сунет труп в мешок, прицепит груз в Понта-Делгада, когда на борту будет только рейдовая вахта, и утопит тело в глубоких водах, едва судно покинет Азорские острова.

* * *

В это день Мухаммед Фазиль каждый час заходил на бейрутский телеграф. Сначала он надеялся, что телеграмма Хассана с Азорских островов просто запаздывает. Прежде депеши всегда прибывали к полудню. Их было уже три — из Бенгази, Туниса и Лиссабона. Хассан посылал их по мере того, как сухогруз продвигался на запад. Слова в каждой телеграмме были разные, но означали одно и то же: взрывчатка в целости и сохранности. В следующей телеграмме должно было говориться: «Маме сегодня гораздо лучше. Хосе». В шесть пополудни, так и не получив телеграмму, Фазиль поехал в аэропорт. У него были документы на имя алжирского фотографа и аппарат, в котором лежал «магнум» калибра 357. Билет Фазиль на всякий случай заказал еще две недели назад. Она знал, что сможет попасть в Понта-Делгада к четырем часам следующего дня.

Капитан Лармозо сменил за штурвалом своего первого помощника рано утром 2 ноября, когда с борта «Летиции» уже можно было разглядеть вершину Санта-Марии. Обогнув с юго-запада маленький островок, он взял курс на север, к острову Сан-Мигел и порту Понта-Делгада.

Этот португальский городок, залитый лучами зимнего солнца, выглядел очень мило. Белые стены, красные черепичные крыши, вечнозеленые деревья между зданиями, почти такие же высокие, как местная колокольня. Дальше за городом начинались пологие предгорья, испещренные квадратиками полей.

Пришвартованная к пирсу «Летиция», казалось, заросла ракушками и водорослями больше, чем когда-либо. Ее выцветшее кольцо Плимсоля мало-помалу показалось из воды, когда команда выгрузила на берег партию отремонтированной сельхозтехники, и снова погрузилось после того, как на борт доставили ящики с бутылками минеральной воды.

Лармозо не волновался: в погрузке и выгрузке был задействован только кормовой трюм. В маленький запертый отсек носового трюма никто не сунется.