Черное воскресенье - Страница 34

Музи проехал по магистрали Бруклин-Куинс над бруклинскими причалами. На пирсе возле «Летиции» стояли таможенники и сотрудники портовой полиции. Он облегченно вздохнул, когда не увидел ни на сухогрузе, ни на катере красного вымпела в форме ласточкина хвоста, означавшего, что на борту опасный груз. Либо взрывчатка еще не обнаружена, либо ее перегрузили с корабля на яхту. Если пластик на яхте, а это очень похоже на правду, значит, у него, Музи, есть еще немного времени до встречи с властями. Чтобы произвести инвентаризацию груза «Летиции» и обнаружить недостачу, понадобится не один день. Может быть, пока ему и вовсе нет нужды опасаться трений с законом? И все-таки Музи чувствовал, что пахнет жареным.

Где-то случился ужасный провал, и неважно, по чьей вине: шишки все равно посыплются на него. У Музи было четверть миллиона долларов, полученных от арабов и лежавших теперь в одном голландском банке. Люди, подрядившие его на это дело, не станут слушать никаких оправданий. Если они забрали пластик в море, значит, боятся, что Музи может предать или уже предал их. Что же наделал этот болван Лармозо? Впрочем, Музи знал, что ему все равно не дадут возможности доказать свою невиновность. «Черный Сентябрь» прикончит его при первом удобном случае. Вот и получится отставка в расцвете сил.

Из депозитного ящика в банке на юге Манхеттена Музи извлек солидную стопку денег и несколько банковских книжек. На одной из них красовалось название старейшего и престижнейшего голландского финансового учреждения. Судя по записям, на книжке лежало 250 тысяч долларов, внесенных единовременно и доступных только ему, Музи.

Он вздохнул. Как было бы здорово получить еще столько же после передачи пластика. Теперь боевики какое-то время будут держать под наблюдением банк в Голландии. В этом Музи был уверен. Ну и пускай. Он переведет счет куда-нибудь в другое место и заберет деньги.

Сейчас его больше всего волновали вещи, которых не было в этом запертом ящике. Паспорта. Он много лет держал их здесь, но после своей последней поездки на Ближний Восток оставил дома, совершив тем самым непростительный промах. Паспорта надо забрать. Потом он вылетит из Ньюарка в Сиэтл через Чикаго, а оттуда — через Северный Полюс в Лондон. Как называется заведение в Лондоне, где обедал король Фарук? Музи, большой поклонник вкусов и образа жизни Фарука, твердо решил выяснить это.

Он не собирался возвращаться в свою контору. Пусть допрашивают грека и дивятся его неосведомленности. Скорее всего, боевики следят за домом, но долго это не протянется. Теперь, когда взрывчатка у них в руках, им и без него есть чем заняться. Глупо было бы тотчас мчаться домой. Пускай думают, что он уже сбежал.

Музи вселился в вестсайдский отель, записавшись в книгу под именем Честерфилд Пардью. Остудив в раковине дюжину бутылок «перье», он почувствовал мимолетный нервный озноб. Ему захотелось сесть в сухую ванну и задернуть занавеску, но Музи боялся, что толстый зад застрянет в ванне, как это однажды случилось с ним в Атлантик-Сити.

Озноб прошел, и Музи прилег на кровать, скрестив руки на огромном, как курган, брюхе и хмуро уставившись в потолок. Дурак он, что связался с этими паршивыми боевиками. Все они худосочные, нескладные и ничем, кроме политики, не интересуются. Бейруте у него уже были неприятности, когда в 1967 году лопнул Инрабанк. Из-за этого он лишился части отложенного на старость, а то давно бы уже ушел на покой.

Он уже почти вернул свое, когда поступило это предложение от арабов. Вознаграждение за ввоз плacтика в cтpaну сделало бы его богачом. Вот почему он решил рискнуть. Ну что ж, хватит с него и половины этих партизанских денег.

Удалиться от дел. Уехать на маленькую роскошную виллу под Неаполем, нет крутых лестниц. Как давно он об этом мечтал!

Свой жизненный путь Музи начал юнгой на сухогрузе «Али Бей». В шестнадцать лет он уже так растолстел, что хождение по судовым трапам превратилось в пытку. Когда в 1938 году «Али Бей» зашел в Нью-Йорк, Музи хватило одного взгляда на этот город, чтобы немедленно списаться с корабля. Он бегло говорил на четырех языках, разбирался в арифметике и скоро нашел место кладовщика на бруклинских причалах. Его нанял на работу турок по имени Джахал Безир, отличавшийся почти сатанинским коварством. Во время второй мировой воины он нажил себе состояние на черном рынке.

Безир восхищался Музи, потому что никак не мог поймать его на воровстве. К 1947 году Музи уже вел все отчетные книги турка и со временем старик все больше полагался на него.

Старый турок сохранял ясность и живость ума, но все чаще начинал лопотать по-турецки, как в детстве. Переписку свою он тоже диктовал на этом языке, предоставляя Музи заботиться о переводе. Безир всегда читал эти переводы торжественно и придирчиво, но если писем оказывалось несколько, он иногда даже толком не понимал, которое из них держит в руках. Это озадачивало Музи. Зрение старика не подводило, он был далеко не дряхл, бегло говорил по-английски. Тайком проведя несколько опытов, Музи обнаружил, что Безир утратил способность читать по-писаному. Сходив в публичную библиотеку, Музи немало узнал об афазии. Да, старик болен именно этим. Музи долго размышлял о таком обороте дела, а потом начал потихоньку спекулировать валютой на биржах, не спрашивая согласия турка и ничего ему не говоря.

Послевоенные колебания курсов валют оказались на руку Музи. Был, правда, один прокол, когда картель спекулянтов выкинул на рынок военно-промышленные акции, а у Музи было десять тысяч сертификатов. Кошмар длился три дня, и все это время турок мирно похрапывал в своей спальне наверху. Музи потерял три тысячи долларов, но в те времена он уже вполне мог пережить такую утрату.