Черное воскресенье - Страница 88

Конечно же, риск велик, но все-таки в этом случае Фазиль будет в большей безопасности, чем при захвате дирижабля в аэропорту Лейкфронт. Ему придется иметь дело с перепуганными безоружными рабочими, а не с полицейскими и фэбээровцами. В тот момент, когда прогремит взрыв, он уже будет далеко, может быть, даже успеет выехать за пределы Нового Орлеана, прежде, чем перекроют все дороги. А там — в Хьюстон и еще дальше — в Мексику. Фазиль даже засмеялся. Все устраивалось, как нельзя лучше.

Самое главное состоит в том, чтобы Авад ни о чем не догадался до последнего момента, полагая, что Фазиль ждет его в парке Одюбон.

А вот и гараж. Место пустынное, как и рассказывала Далиа. Фазиль загнал грузовик в гараж, закрыл за собой ворота и опустил задний борт. Все в порядке. Он запустил двигатель подъемника. Отлично. Работает, как часы. Ну что ж, остается дождаться Авада и можно звонить Далии. Пусть пристрели! своего вонючего американца и немедленно едет в Новый Орлеан.

Глава 23

Лэндер застонал и пошевелился на кровати. Далиа оторвалась от карты Нового Орлеана, развернутой перед ней на столе, и неловко встала. Прихрамывая на затекшую ногу, она подошла к кровати. У Лэндера опять начинался жар. Она положила ладонь на его влажный, горячий лоб. Достав из кармана салфетку, осторожно промокнула выступивший пот. Еще немного постояла возле больного и, лишь убедившись, что дыхание Лэндера выровнялось, вернулась к своему столу.

Каждый раз, когда она подходила к Лэндеру, с Далией происходила удивительная перемена. Сидя за столом, сосредоточенно изучая планировку Нового Орлеана, она изредка поднимала голову, чтобы взглянуть на забывшегося во сне Лэндера. Взгляд ее при этом оставался отстраненным и холодным. Это был взгляд человека, целиком ушедшего в собственные тревожные мысли. Но у кровати Лэндера ее лицо неуловимо менялось. Черты словно разглаживались, глаза теплели, а на губах появлялась легкая улыбка. И то и другое выражение были абсолютно искренними. Далиа была самой доброй и самой добросовестной сиделкой, какую только можно себе представить.

Четыре ночи Далиа провела на раскладушке в палате Центрального госпиталя штата Нью-Джерси. Она не оставляла Лэндера из опасения, что в бреду он может проговориться, упомянуть об операции или назвать чье-нибудь имя. Лэндер действительно иногда что-то бормотал, но все это касалось его прошлой жизни, Вьетнама, каких-то неизвестных Далии людей. И еще Маргарет. Из его слов нельзя было извлечь никакой опасной информации. Как-то раз в течение всей ночи Лэндер настойчиво повторял одну и ту же фразу: «Ты оказался прав, Джергинс. Ты оказался прав, Джергинс». Далию тогда это немного испугало. Она не знала, в каком состоянии находится рассудок Лэндера. Она понимала только одно — в ее распоряжении всего двенадцать дней. Через двенадцать дней они должны нанести удар. Если в ее силах спасти Лэндера, она сделает это. Если нет — Лэндер так или иначе умрет. Один конец ничем не хуже другого.

Далиа понимала спешку Фазиля. Но также хорошо она сознавала опасность подобной спешки. Если Лэндер не сможет лететь, а запасные варианты Фазиля не устроят ее, она уберет Фазиля. Она так решила. Бомба для Далии значила гораздо больше, чем жизнь Фазиля. Она представляла слишком большую ценность, чтобы потерять ее в наспех подготовленной операции. Кроме того, имелась еще одна причина — амбиции Фазиля становились опасными. Далиа никогда не сможет простить ему попытку устраниться, выйти из игры. Этот шаг не являлся результатом срыва, как в случае с японцем, которого она застрелила перед взрывом в аэропорту Лод. Фазиль пытался порвать с ней не из-за страха или нервного перенапряжения, а в надежде захватить лидерство в партизанском движении. И это было гораздо хуже. Гораздо.

— Ну, Майкл, давай. Давай, постарайся, — шептала Далиа про себя, вглядываясь в лицо американца, метавшегося в бреду. — Пожалуйста, постарайся.

* * *

Ранним утром первого января агенты ФБР и полиция наводнили все аэропорты в окрестностях Нового Орлеана. Сообщения из Хумы и Тибодо, Снайделла и Хэммонда, Грейтера и Галфпорта поступали непрерывно. Но никто не видел Фазиля или ту женщину.

Корли, Кабаков и Мошевский весь день провели в Лейкфронте и новоорлеанском международном аэропорту. В город они возвращались подавленные и усталые. По радиосвязи передали, что сведения, поступившие со всех таможен страны, а также от Интерпола, неутешительны. Каких-либо следов ливийского пилота не обнаружили.

— Этот ублюдок мог отправиться куда угодно, — мрачно заметил Корли, прибавив газу после выезда на скоростное шоссе.

Кабаков угрюмо молчал, глядя в окно. Мошевский дремал на заднем сиденье. Утомительный день и не менее утомительная прошлая ночь в клубе «Хотси-Тотси» на Бурбон-стрит сделали свое дело. Корли свернул на Пойдрас-стрит по направлению к зданию офиса ФБР. В этот момент из-за соседних домов поднялся в небо вертолет и направился в сторону огромного строящегося крытого стадиона. К вертолету был подвешен массивный куб.

— Поглядите-ка, Дэвид, — воскликнул Корли, резко затормозив. Он наклонился вперед, чтобы взглянуть через ветровое стекло на вертолет. Сзади раздался резкий гудок, и в обогнавшем их автомобиле мелькнуло разъяренное лицо водителя. Корли, не обратив на него внимания, продолжал пристально наблюдать за вертолетом.

У Кабакова при виде вертолета замерло сердце. Хотя он и знал, что время нанесения удара еще не наступило, воображение услужливо нарисовало картину возможной катастрофы.

Вертолетная посадочная площадка находилась у восточной стороны стадиона. Корли припарковал машину в пятидесяти ярдах от нее, рядом со штабелями стройматериалов.